Встреча фантаста Михаила Харитонова с читателями, 2015-03-03 — различия между версиями

{{podfmembed|belonesox.podfm.ru/misc/61}}
* Включайте подкаст, листайте фото, наслаждайтесь. Самостоятельно вообразите душевную атмосферу, чай, слайдости и вот это все.
** Если понравилось — лайкайте/шарьте яркими-кнопками — я посмотрю, если наберется хоть пару десятков, сяду и займусь расшифровкой, сделаю стенограмму (дело непростое и долгое).


* [http://www.ozon.ru/context/detail/id/5257979/ Книги] были раскуплены все, включая несколько ящиков из подвала.
** Хорошая новость, что их еще много (подвал велик!).
** Я тоже взял пару ящиков — если мы знакомы (Я — Стас Фомин), буду рад подарить. Но имейте в виду — вкусы могут не совпасть.

<center>
http://ic.pics.livejournal.com/haritonov/109475/413/413_900.jpg
</center>


=== Стенограмма ===

00:21:36

Будем считать, что я пришел и можно начинать
Судя по заполненности зала, честно сказать, я не ожидал, мне безумно приятно вас всех видеть.
… Еще и столько…

Чувствуешь себя таким вот настоящим, матерым литератором.

Чем-то вроде Грибачева какого-нибудь… а-а-а, вы молодые, не знаете, кто это такой.

— ''Председатель Верховного Совета РСФСР, между прочим…''

Нет, это не тот.

— Нет, это тот.

Тот самый чтоли, серьезно?

— Была такая, отдельная должность, Председатель Верховного Совета РСФСР, не путать с должностью Председатель Президиума. Вот он председательствовал еще при Горби.

Тогда понятно, почему у него были такие тиражи.
Грибачев — это великий советский писатель, кажется четвертый или третий по тиражам в Советском Союзе.

Его книги отличались тем, что их никто не читал, потому что это было невозможно читать. Т.е. физически невозможно. Поэтому они распространялись следующим образом — вот, в магазине продавали какую-то хорошую книжку, и в качестве так называемой нагрузки — это была специфическая советская практика, примерно рубля на три, давали книжек Грибачева.

Как правило, их выкидывали сразу же, т.е. когда люди уходили из магазина. Там все урны были забиты томиками условно говоря, Грибачева, или еще какой-нибудь нагрузки. Но, некоторые уносили домой, пытались читать.

У меня однажды мама, купила какой-то крохотный сборник фантастики, такой, знаете ли, советский, в бумажной обложке… и ей всучили том Грибачева — он был серый, до сих пор помню, с золотым таким вензелем. Я попытался это читать. Вы знаете, я понял, что попал в какой-то ад — мне доставляло физическое мучение читать эти строчки.  При этом, не то, что там было что-то плохое, там было что-то очень скучное. Отдаленное впечатление, вы можете составить почитав Володихина, из не лучших его вещей.

Вроде все нормально написано, но почему-то тоскливо. У Грибачева тоска начиналась сразу, она была жуткая, она просто вот подавляла. Я понял, что это для людей особой воли, вот настоящий коммунист должен был прочесть прочесть эту книжку, просто потому, что у него железная воля, он без ног может пилотировать самолеты и может читать книги Грибачева.

Приятно, что я все-таки не отношусь к этой категории, я анти-Грибачев. Т.е. меня практически не издают, вот это вот (показывает на двухтомник Харитонова) видите, весьма редкое издание, изданное на самом деле доброхотством одного человека, от которого очень мало, как видите, что осталось. Так вот, но тем не менее, как ни странно, я довольно читаем, к моему собственному великому удивлению.

Ну что, давайте тогда определимся с форматом встречи. Насколько я вообще знаю, обычно это происходит так — обычно это происходит в каком-то книжном магазине, туда выходит какой-то распантованный автор, или не очень распонтованный, но который пытается показаться таковым… и начинает делиться с читателями духовностью.

*Смех*

У меня, к сожалению, духовности очень мало, что во мне, что в книжках, ну вы знаете, вы же читали… Какие-то странные смешки я слышу из зала.

— Духовности мало, а душевности, хоть отбавляй…

Свичные вы какие-то все-тут. Так вот.

Короче говоря, духовностью я с вами поделиться не могу…
а еще деляться творческими впечатлениями, жалобами на современный мир и современную молодежь, которая вся неправильная. И рассказывают про творческий путь.

Из всего этого, извиняюсь, набора, единственное, что я могу вам предложить, это рассказать что-нибудь забавное, про этот самый творческий путь. При этом обычно, все это рассказывают уныло, но посколько, я тут уже вспомнил Грибачева, я постараюсь, чтобы это было весело. А дальше, соотвественно, задавайте абсолютно любые вопросы. Любые — это значит, любые.

Т.е., условно говоря, «ответьте Константин, на главный вопрос Жизни, Вселенной, и всего Остального» — кстати говоря, я знаю ответ.
Если вы читали Дугласа Адамса… ответ на этот вопрос является некоторое число. Все думают, что 42.

— 7-40

А я знаю, что это не так, и вам скажу. Ладно, не буду томить, вы уже заинтригованы. На самом деле, когда был этот Великий Суперкомпьютер, когда он работал миллионы лет, чтобы ответить на главный вопрос всего. В конце концов, он включился, и сказал, что этот ответ знает.

Но ответ скрыли. Потому что это было не 42, а … один-четыре-восемь-восемь.
После чего компьютер, естественно, разобрали. За фашизм.

Так вот, ну и кончая вопросом, допустим, по книжкам. Если вас интересует, каким образом мне пришел в голову тот или иной персонаж, что он будет дальше делать, и даже чем закончится то или иное, из того, что я сейчас пишу, я в общем, как-то отвечу. Может быть не всегда прямо, чтобы допустим, не портить интригу, но что-то скажу.

Ладно, давайте про литературный путь, в самом деле. Как всякий, уважающий себя литератор, я начал ''этим'' заниматься в раннем детстве. Как, опять таки, как всякий уважающий себя литератор, от скуки. Скука была страшная. Дело в том, что в раннем детстве, меня, как правило, летом, отправляли на дачу. Хорошая была дача, в селе Тарутин, совершенно замечательная. Речка, лес, парное молочко, все как полагается. Единственная беда, но страшная, была в том, что там было абсолютно нечего читать. Вы представляете себе — умненький ребенок, который поглощает книжки, вот просто я не знаю, как сейчас я допустим, пиво пью, примерно с теми же ощущениями, а читать нечего. Вот совсем. Все книжки, которые были на самой даче, я перечел. В основном, это были какие-то раритеты тридцатых что-ли годов. Книжки с названиями типа «Любовь Яровая». Это было еще повеселее Грибачева, потому что люди еще тогда писать умели. Полное неумение писать наступило уже в семидесятые. Единственной моей отрадой были журналы. Потому что там лежали огромные подшивки журналов «Знание-сила»,
«Наука и жизнь», «Вокруг света» божешь ты мой. И прочих таких замечательных изданий. Надо сказать, что эти журналы полностью сформировали меня как личность, мое мышление и вообще все. В том числе мышление историческое. Например, я не мог понять — вот читаешь журналы подряд, и понимаешь, что вот журналы с 61 по 68 год дико интересны.
Там и то, и то, и какие-то импортные переводы, и так далее.

А с 71 вдруг начинается какая-то страшная нечеловеческая тоска. Причем вот именно с семьдесят первого. Например, журнал «Наука и жизнь», который был очень, очень, очень интересным, вдруг начинает постоянно публиковать на первой странице изображения комбайнов, статьи о сельском хозяйстве, бесконечные рассуждения чуть ли не о навозе и силосе, о яровых, о озимых, все это вызывало такую нечеловеческую тоску, что хотелось выть.  При этом было видно, как исчезают даже маленькие крохи интересного, как их какая-то злая сила оттуда вымывает, вымывает, вымывает… ощущения были жуткие.

Я думал — что же случилось? Так в мое мышление пришло представление о реальной истории. Т.е. я почувствовал, что история есть, что вот она идет. Что действительно исторические процессы существуют, именно на этом примере. Было интересное время. Оно было довольно дурацким, это было видно даже потому, что печатали, и вот вдруг началось вот это все.
Когда появился термин застой, мне не нужно было обьяснять, о чем это. Как вспомню эти чернобелые фотки с комбайнами, так все. Так вот…

— Судя по датам, председатель КГБ сменился…

Именно. Абсолютно точно. И потом, когда я начал интересоваться — «а от чего это было?» — Павел абсолютно прав, я стал интересоваться, а что же сменилось? — Да, именно так.

Или вот например, стали публиковать много статей о милиции. Вот раньше их не было вообще, и вдруг началось.
В дальнейшем я узнал, что это действительно была целенаправленная компания, по обелению облика милиционера, который чрезвычайно пострадал от практики.

Собственно вот я все к чему. Читаючи все это дело, я иногда наталкивался на тексты, которые сейчас просто-напросто называются научная фантастика. Первый принадлежал какому-то раннему Бредбери. Мне ужасно не понравился.

У меня было сначала ощущение, что это никакой не Рей Бредбери, импортный, а какой-то советский писака.
Я уже научился на вкус отличать советское от импортного. Впечатления были, понятное дело, в пользу импортного, это уж в Советском Союзе, как пить дать. Но в том числе, и в текстах.
Импортный текст, был похож… ну как бы это сказать… с чем бы даже и сравнить… ну представьте себе советский костюм. Советского пошива. С рукавами вот до сюда… это вот все… эти вот пуговицы, которыми убить можно… и вдруг идет иностранец, в лёгеньком таком костюмчике, даже в легкомысленном. Но сидит.

Вот такая же была разница между текстами. Так вот, я решил, что это никакой не Бредбери, а какой-нибудь там Иван Фреймсон или наоборот, там Абрам Петров, которые маскируются под импортного автора, что бы их все читали.
Потом я понял, что это был просто очень плохой перевод, и к тому же Бредбери был довольно ранний. Знаете, с антивоенным пафосом. Рассказик был про то, как какие-то двое физиков бежали в прошлое от атомной войны и их почему-то запихивают назад вот в эту атомную войну, видимо просто потому, что буржуи злые — они вот любят людей мучать.
А дальше мне попался рассказ некоего Кира Булычева.
Надо сказать, что этот самый Кир Булычев в дальнейшем сопровождал меня половину жизни. Я его старался не читать, не слушать, не смотреть, потому что мне все это не нравилось. Булычев же однако был вездесущ, он был везде. Самым великим его триумфом был фильм «Гостья из будущего», от которого почему-то балдели все мои сверстники. В основном они балдели от главной героини. Что они при этом говорили я в нашем обществе цитировать не буду, тут есть дамы. Но дело в том, что не фантастика их там привлекала, а вещи совершенно иные, скорее биологического свойства.  Так вот, дело ли в том, что мне этот фильм не нравился, и девчонка эта не нравилась, и все это Булычев, в конечном итоге.

Но первую нормальную фантастику, которую я прочитал, это был рассказ Булычева. Что меня поразило — я понял, что это и я могу.

Т.е. до того, я естественно читал очень много всякой литературы, и понимал, что вот как Дюма, я не напишу. Не то, что это были какие-то литературные шедевры… а просто, что вот мне не придет в голову такая вот конструкция, потому что историю надо знать, и так далее.

Попадался мне и божественный Пикуль. Кстати говоря, действительно, на самом деле хорошо писал мужик. Я понимал, что вот тоже, это ведь надо над книжками сидеть, выяснять, чем отличается, прости господи, кавалергард, от какого-нибудь там корнета. А я до сих пор это плохо себе представляю. Или там интересоваться формой эфеса шпаги. Понятное дело, что я никогда бы это не смог. Производственный роман я бы тоже не смог, потому что все-таки нужно знать, как же варят сталь, ну хотя бы какое-нибудь представление об этом иметь. Роман из жизни конструкторского бюро, я наверное написать бы мог, потому что у меня дед был конструктор, но извините меня, я считал, что это уже запредельно унылое.
Короче, куда не ткни, а вот это, я подумал, это же я могу написать. Тут же не нужно ничего знать, тут можно просто фантазировать. Какой-то космический корабль, как он летит, в общем, совершенно непонятно, тут главное придумать какую-нибудь залихватскую конструкцию. Так это же я могу!

Сказано — сделано. В детстве, я был почему-то убежден, правда, что настоящая литература начинается с пишущей машинки. Нельзя же писать рукой, это вот сразу понятно, что этот человек — графоман. Настоящий литератор отличается тем, что у него есть пишущая машинка. Поэтому, когда мама приехала на дачу, первым делом я у нее потребовал пишущую машинку, в подарок. Надо сказать, что я был хороший мальчик, и я свою маму не доставал такого рода просьбами. Т.е. я никогда не просил у нее ни магнитофона какого-нибудь, ни прочих вожделенных для детей вещей. Она очень удивилась, спросила зачем?
Я сказал — «мама я буду писателем, я собираюсь писать фантастику, мне нужна пишущая машинка». Мама как следуюет подумала, и сказала, что если все будет нормально, я вернусь с дачи, то дома у меня будет пишущая машинка. Кстати, не обманула. Я стал ждать, естественно поглащая всю эту литературу, когда же наконец, она у меня будет.

И не обманула меня мама. Более того. Приехал я с дачи, смотрю — вот у меня в комнате, на тумбочке стоит ОНА.  Красавица. Божешь мой! И какая! Маме несказанно повезло. Повезло ей с дедом, моим. Т.е. со своим папой.
Мой дед был, несмотря на абсолютно русское происхождение, … даже деревенское, и то, что в нем было полтора метра роста… удивительной проходимостью обладал. Когда ему было очень надо он мог достать самые необычные вещи. Я думаю, если бы ему потребовался кусок радия, он бы его достал. Тем более, что у него были очень большие знакомства. Он позвонил каким-то друзьям, и привезли не просто машинку… а электрическую! Да такую, немецкую, из немецкого посольства, блин. С перепаяными литерами на русский. Это был можно сказать эксклюзив.

В дальнейшем я познакомился с советскими электрическими машинками, типа «Ядрань», которую все называли «ядрянь», естественно, и понял в чем разница. Машинка была волшебной — т.е. у нее звенела каретка, знаете так, тихим позвякиванием. Клавиши нажимались мягко-мягко. Все это плыло. Приятный был такой стук, деликатный даже, клавиши. Было такое впечатление, что вот стучится девушка в дверь возлюбленного, «тук-тук», очень деликатно.
Это было какое-то волшебство. Печатать я научился за месяц, это очень коротко для того времени. Сейчас ребенок просто рождается с умением печатать. У кого дети есть маленькие, все знаете — ребенок рождается, через какое-то время доползает до компьютера, садится, и сразу начинает тыкать в клавиши, причем  в правильные места.

— Это уже неверно, он уже работает на планшете.

На планшете сейчас, это кому года три. Да, года три, они уже за айфон хватаются, сразу в правильные места тыкают, я сам видел. На планшете пальцем рисуют, у них вообще все уже инсталлировано, я не знаю как.

Но я-то вот, в те древние времена… тогда печатать надо было учиться. Я научился. Так я собственно стал писателем, потому что писатель — это человек, у которого есть пишущая машинка. Она у меня была, и я стал писать.
Я даже написал целый сборник рассказов. Это было в году… я был в восьмом классе. Я к тому моменту чуть учебу не забросил, потому что рассказы писать было гораздо интереснее. Как я теперь понимаю, это был сюрреализм.

Правда вы знаете, это был единственный случай в моей жизни, когда я сумел сделать невероятно длинный прогноз. У меня до сих пор эта штука лежит, я сам не верю, тому что я вижу, но вот реально это было. Я написал рассказ, совершенно бредовый, про какое-то будущее, но вот что интересно. Действие происходило в неком волшебном месте, я придумал для него название, ну вот просто, как мне казалось, из головы — «Косово». Где главный герой воевал с какими-то повстанцами. Все это было очень наивно. Причем ситуация была такая, что за этих повстанцев почему-то вписывается весь мир… а они там отступают. Понятное дело, что все это писалось под впечатлением советских рассказов о партизанах… но когда оно все на самом деле началось… 

Я потом достал, действительно, текст посмотрел — может мне там показалось. Нет, вот, действительно, он у меня там лежит, реально. Я потом думал, откуда я взял это чертово Косово, откуда это слово выплыло. В конце-концов придумал какую-то версию, что я может где-то читал, в этом 79-м году, мохнатом, или каком-то там, что-то на эту тему, но где и чего, у нас же ничего не было. Загадка.

Так вот, видимо в этот момент я стал писателем-реалистом. Т.е. не хотел я на самом деле описывать никакое будущее, но вот так получилось, что вот оно случилось.

Что было дальше — дальше, естественно, началось, вот это все, что у нас началось, и ни до какой литературы мне не стало.
Ну какая, к черту, литература, когда нужно выживать как-то. Зато впечатлений нахватался на всю жизнь. В конце концов, уже в интернетные времена, был такой сайт —  [http://forum.msk.ru forum.msk.ru], он может даже и сейчас есть, не помню.
И туда почему-то все время писали какие-то унылые люди, причем там очень был популярен такой жанр — писать о каком-то близком будущем. Писали в основном какую-то чушь. Причем не просто чушь, а просто на уровне того, что сейчас украинцы пишут. Вы знаете, есть такой жанр описания того, как Украина всех победит и станет «Це Европа». Хорошо наверно, когда у людей есть мечта, хотя она как-то странно выглядит. А там вот люди тоже мечтали. Мечтали они тогда знаете, в основном о чем — как наконец-то Ельцина скинут, и начнется свобода. Почему-то у всех была такая уверенность, что вот сядет там что-то такое волшебное, типа Гайдара с Чубайсом, но получше. И вот как-то меня достали эти фантазии, и я решил написать какую-нибудь фантазию сам. Исключительно из злобных юмористических соображений. Сел значит за компьютер, открыл Word, начал писать. Через какое-то время я очухался, и понял, что у меня получается что-то другое. Во-первых, это совсем не тот ехидно-злобный текст, который я предполагал, во-вторых, что это вполне приличная фантастика. Не хуже, чем у людей. И которую я на этом форум.мск и опубликовал. Так я стал писателем публикуемым.

Осталось взять последнюю высоту, а именно бумагу. Тут однако, все произошло само, следующим образом.
Я через какое-то время естественно, начал писать эти харитоновские рассказики, обзавелся страничкой, которую сам нарисовал…

— Почему Харитонов?

А, почему Харитонов.  Понятное дело, что мне было как-то неловко, под собственным именем этого самого Крылова, про которого уже тогда говорили «Аааа… это ''тот'' Крылов…», с некоторой такой интонацией…
Причем не забудьте — сейчас это еще ничего, ну Крылов, таких типа надо как-то терпеть. А тогда ведь не терпели, человек, который говорил, что он русский националист, вызывал знаете какие реакции?
Ну, я понимал, что вот, люди меня хотят физически убить, что ли… ну как минимум, глазки выжечь. Неприятно.
А мне, как литератору, хотелось, чтобы меня читали.  Поэтому, понятное дело, что под Крыловым это было писать нельзя, просто из этих соображений, чтобы политика туда не лезла. Так вот, дальше… я задумался о каком-нибудь красивом псевдониме. Но дело в том, что честно сказать, в к тому моменту, как раз, пошла генерация писателей с красивыми псевдонимами. Какой-нибудь я не знаю, … помню был такой, «Ян Валетов». Представляете себе, какая красота нечеловеческая?
Вот он — «Валетов». Как я вспоминал этого «Валетова», так все желания подписаться каким-нибудь «фон Эрденом», «Козловым-Пастуховым» сразу же пропадали. Я решил взять самый, что не на есть, затертый, плоский, абсолютно ни на что не претендующий псевдоним. И всего того, что мне приходило, самой затертой и плоской фамилией, была почему-то Харитонов.
В дальнейшем мне правда начали объяснять, что на самом деле фамилия то не русская, а еврейская, и чем я очедной раз себя выдал, «тайну криптоеврея». Я на это отвечал, что первый, зафиксированный в русской истории Харитонов, был вообще-то сподвижником Емельяна Пугачева, причем, что самое характерное, кстати, …

— Что доказывает, что Пугачев — еврей…

Нет. Мне на это указывали, что он был единственный из крупных деятелей Пугачевской команды, который исчез и избежал наказания.

— Из чего сделали вывод, что он таки еврей…

Короче говоря, остался я Харитоновым. А дальше подписался Михаилом Юрьевичем, просто совершенно не думая, и только потом сообразил, что содрал имя у Лермонтова. Но я об этом правда не подумал. Просто, что называется, на автомате.
Надо было просто как-то быстро этот вопрос решить, и я его решил. Поэтому — Харитонов.

А дальше было так — вот завел я себе страничку, и сам отрисовал ее в HTML. За всю эту тяжелую жизнь я обучился каким-то вещам, ковыряться… я понял, что нужно все делать самому. В фотошопе что-то сам ковырял, верстал, кстати, за деньги, чем только не занимался. В общем, страничку я отрисовал, и дальше закачивал туда рассказик за рассказиком. И почту там завел, которую практически не просматривал. И вот однажды сижу я так… просматриваю почту… и тут меня что-то отвлекло… и поэтому, я потом письмо, которое было следующим, не стер. А я все время нажимал кнопку — «стереть-стереть-стереть».
Поворачиваюсь, и все-таки его прочел. А там было написано следующее: «Здравствуйте, Михаил. Возможно вы обо мне слышали. Я — Сергей Лукьяненко. …» — нет, действительно — «… мне порекомендовали ваши рассказы, я их почитал. Вы знаете, я вообще-то не люблю этот жанр, но ваши почему-то понравились. Хотите издаться в АСТ?».

Ну какая у меня могла быть реакция? Естественно, я написал ему всяческие благодарности, кстати, я и сейчас ему благодарен — человек поступил благородно. Когда я вообще ознакомился с нравами нашей фантастической тусовки, я в общем, все претензии к Лукьяненко, вообще, убрал. Потому что я понял, что он вел себя, как человек не чуждый благородства и великодушия, на фоне этих, каких-то отвратительных, извивающихся гадов… которые составляют собственно всю тусовку.

Ну вот, думаю, так чего? Написал. Через какое-то время звонят мне из АСТ — а я там соответственно, все контакты оставил — «А не хотите ли вы заключить договорчик?». «Конечно хочу!», решил я. Пошел туда.
Через некоторое время приходит письмо, снова от Лукьяненко. «Здравствуйте, Константин… Мне сказали в АСТ, кого я сюда привел… Меня это немного удивило, какой же вы, оказывается, разносторонний…».

— А это какой год был?

Это по-моему, 2006й был. В 2007 вышла первая книжка в АСТ. Лукьяненко, как мне потом сказали, действительно ходил день, как мешком по голове ушибленный, когда узнал, кому сделал протекцию. К тому моменту имя Крылова стало уже несколько одиозным.

История моих публикаций в АСТ завершилась на второй книжке. Причем это был единственный случай в истории исздательства, когда автора прекратили печатать, по сути дела, из-за бунта внутри редакции. Объясняю — дело в том, что подготовили первую книжку, ее хорошо издали. Ну правда явно, что там работали корректоры, но не редакторы, ну т.е. там была пара ляпов, которые редактор бы заметил, а корректор — не замечал.
А вот вторую книжку отдали редакторам. А у них оказались  — УБЕЖДЕНИЯ.

Так вот, был там рассказик, под названием «Юг». На тему Стругацких. И вот там, какая-то старая, почтенная интеллегентка, как мне объяснили, женщина с принципами, для которой Стругацкие были чем-то вроде, так сказать, Маркса—Энгельса и Иисуса Христа вместе взятых, нашла этот рассказ омерзительным, оскобительным для самой идеи Стругацких… Ей крайне не понравилось, что один из героев, крайне неприятный, несимпатичный, и к тому же — педераст, имеет фамилию Струцкий. Я не имел в виду Стругацких! Я, извиняюсь, человек образованный, имел в виду «[http://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1045874 стрюцкого]», известное прозвище плохих людей, в основном, жуликов из третьего отделения, которое было принято в дореволюционной литературе. Но тетка не читала дореволюционную литературу, Стругацкие были всем ее миром. Она устроила там грандиозный скандал. Книжку в результате издали с изъятием всех рассказов на тему Стругацких. Это «Успех», вторая книжка. Сама повесть «Успех» у них тоже вызывала  какие-то странные ощущения, хотя по-моему, довольно невинные вещи. Кстати, абсолютно реалистическая, я ее писал с небольшими изменениями, типа там, как перевести файл .DOC в .TXT, по некоторым впечатлением от 90ых.

Ну неважно. В общем, они объявили меня персоной нон-грата, и больше в АСТ мне ходу не было. С другой стороны, меня некоторое время, печатали в ЭКСМО. Мельник меня там печатал, тогдашний главред этого издательства, но у него была отвратительная привычка менять названия моих рассказов. Ну от один из самых известных рассказов, который сейчас как-то реанимировался, это «Маленькая жизнь Стюарта Кельвина Забужко», про Украину, он там изменил на какое-то совершенно дурацкое название, «Вариант Омега», что ли. Зачем, почему, непонятно.
А дальше до него тоже кто-то донес, что вот знаете, человек неправильный, есть такое мнение. Печатать он меня перестал. \

К тому моменту, я, впрочем, пытался познакомится с писательской тусовкой. Впечатления у меня были следующие.
Знаете, я всю жизнь варюсь среди мелкой, околопоэтической публики. Естественно, мне всегда казалось, что хуже уже ничего быть не может.
Ну вот представьте себе, вы вот сидите себе за столом, а рядом сидит там — Пархоменко. Конечно, всякого охватит дрожь.
А с другой стороны, допустим, прости господи, Михаил Гельфанд. Это же ужасно. А с третьей стороны Чирикова улыбается, ведьме подобная. И на нее смотрит похотливо литератор Дмитрий Быков, он очень ее вожделел, да. Так вот, это я описываю Координационный Совет Оппозиции. Ну вот, и Собчак, естественно, Собчак. Там сидит такая вся из себя и с огромным черным камнем на пальце. А рядом Яшин.
Ну в общем, я уже думал, что хуже ничего и нет, вот это вот и есть пиршество демонов.

Я ошибался. Литераторы гораздо, гораздо хуже. Это действительно люди, которым ни в коем случае нельзя полпальца давать.
А почему? Политики — люди, конечно, без чести, совести, стыда и всего такого. Ну это профессиональное, ну что делать.
Но, однако, у них отсутствуюет тот характерный мелкий сволочизм, который присутствует  у нашего затравленного и замученного жизнью, этого самого писателя.  Потому что, на самом деле, сейчас ситуация то страшная, для литератора.
Интернет убил книжки. Убил заработки. Убил полностью. На западе все это дело воскрешено, потому что есть Амазон, который продает электронные книжки. Сейчас там все отлично, потому что человек, который написал удачную книжку, реально может хорошо продаться. Более того, человек написавший неудачную книжку, может продаться, в общем, прилично, и окупить свои усилия. Это реально все там уже идет вот так. Демедиализация, т.е. ликвидация посредников — в этом нет антисемитизма — в виде издательств, концернов, критиков, сделала на западе этот механизм страшно эффективным.

Там сейчас масса людей пишет. Из этой массы людей… например, существует клуб «миллионеров Амазон». Человек написал книжку, и взлетел. Понятное, что выше всех взлетела домохозяйка, написавшая «Пятьдесят оттенков Серого», она там собственно всех перегнала, тут же на бумаге издалась,  и так далее, и тому подобное… Ну не будем о грустном.

Но там и вполне приличные люди, издаются, и издаются успешно. Проблема в том, что в России нет ничего подобного, и не будет никогда, а Амазон, между прочим, в принципе не включает русский язык. Он включает язык суахили, он включает там… ну я не знаю, любой язык мира… но русского нет.

— Бурмистров же продавался какое-то время…

Вот именно благодаря Бурмистрову я знаю все перепетеи. Какое-то время они там нелегально терпели русские книжки. Потом рейдом они их все вычистили и запретили выкачивать новые. А кириллицу там не вкачаешь ни в каком виде, просто нельзя.

— А с чем это связано?

Я могу это обьяснить только русофобией, извините. Вот реально, что собственно, делают люди. Они, отказываются от части прибыли, потому что прибыль у них бы была отличная, просто ради того, чтобы не пустить представителей одного из самых распространенных языков на земле, русский в десяток входит, вот так, на минуточку, ну вот к тому, чтобы русские интеллектуалы писали и продавали свои книжки.

Я впрочем, вполне подозреваю, что имело место быть некое соглашение. Потому, что представьте себе ситуацию — я стал бы там продавать того же Харитонова. Нет, я бы не достиг величайшего успеха «Пятидесяти оттенков…», потому что я не являюсь сексуально неудовлетворенной американской домохозяйкой, и не могу понять чаяния этой аудитории.
Но какое-то количество неплохих, умных людей, стали бы это делать… покупать, читать, платили бы там какие-нибудь… по три доллара. Мне бы эти три доллара, соответственно, позволили бы существовать относительно безбедно, и с большим удовольствием я бы сидел и писал книжки, причем не только, естественно, харитоновские. И не только я, но и еще какое-то количество людей, стали бы так действовать. 

— Там по-моему, начинается от десяти…

Нет-нет, там от доллара начинается.

— Был ресурс, на котором выкладывали архивы ЖЖ… одно время…

Я могу сказать, что этот ресурс для меня закрыт, по той простой причине, что у меня, как официально признанного теppoриста — я нахожусь, после двести восемьдесят второй статьи в так называемом «списке теppористов» — мне запретили пользоваться электронными кошельками, карточками и всем прочим. Т.е. только наличные. Так вот, меня оттуда просто вычистили, причем по имени. Т.е. если я обзаведусь новым электронным кошельком, и начну продаваться, как Константин Крылов, меня оттуда снова вычистят, о чем товарищи мне, слава богу, честно оповестили, потому что я с ними переписывался какое-то время. Они говорят — знаете, мы не связываемся с людьми из этого списка, потому что нам день простоя, который нам устроят соответствующие органы, этих ваших пяти копеек, не стоят. «А идите-ка вы граждане!»
Ну я и пошел…
Ну то есть я не могу продаваться нормально в России. При этом у меня есть товар, вот. Я могу это продать, есть масса людей, которые готовы за это заплатить. Но я не могу его продать в России, а вне России, проклятые пиндосы, поставили вот такой-вот барьер.

— А это Озон, да?

Нет, это Амазон.

— А вот Озон, есть такой в России…

Есть, есть. Этот самый Озон наценил на эту самую книжку вот столько, что ее просто невыгодно покупать. Она стоит две тысячи с лишним. Я конечно ценю свое творчество, но не до такой степени, чтобы покупать, да, хоть хорошо изданную, но обычную книжку, за такие деньги. Я бы не купил.

— Я бы заплатил… если бы… даже так бы заплатил…

Если кому-то захочется заплатить за книжку больше — я это только одобрю!

Ну, продолжим, про литературу. Одно время, как я стал, так сказать, издаваемым писателем, и мог уже ходить с гордой миной, и говорить — вот, моя книжка была в магазинах, а вы кто такие, это я описал.

Теперь наконец, последнее. Понятное дело, что писатель рассказов — это что-то вроде вальдшнепа. «Даже не дичь, а так».
Т.е. конечно не воробей, но все-таки не утка. Даже.
Для того, чтобы стать наконец писателем, надо написать Роман.
Писатель, который не написал романа, это что вообще такое…

— Это Чехов.

Да, это Чехов, прости господи. «Тьфу, Чехов!». Разве Чехов — писатель? Это же там — Толстой, вот писатель, его книжкой можно убивать.
Если книжкой писателя нельзя нанести даже легкого телесного повреждения, это не писатель, это тютька какая-то.
Это у Чехова, его пьесами только муху убить можно, а Толстым реально можно завалить.

Так вот, первый мой роман я написал довольно случайно, честно говоря, считаю его неудачным. В соавторстве с довольно странным человеком, по фамилии Юрий Нестеренко.

…

<!-- 01:00:15 -->























 
 




 
 


 


[[Category:Misc]]